После пастора говорил сам император, но я ничего не мог разобрать из его речи, как, должно быть, и солдаты, к которым он обращался. Затем солдаты выстроились в несколько каре. Император со свитой становился посередине каре, и полковой адъютант читал текст присяги, а солдаты с поднятыми правыми руками его повторяли. Я с принцами ходил за императором, но вдалеке от него.

Церемония закончилась церемониальным маршем знаменной роты, уносившей знамена в замок. Один из солдат задней шеренги споткнулся перед самым императором: и у хваленых немцев случилась проруха, да еще перед их строгим императором.

По окончании церемонии я вернулся в свою гостиницу, чтобы переодеться к завтраку в офицерском собрании Гвардейского гренадерского Александровского полка. Я был в зимней венгерке, с саблей и в шапке, потому что немецкие офицеры ходили в Берлине в касках.

Между воротами казарм и собранием были выстроены шпалерами солдаты в ожидании императора. Офицеры стояли группой перед собранием. Я снял пальто и встал вместе с офицерами.

Мне представили одного лейтенанта, кажется, графа Бисмарка, который был на юбилее Пажеского корпуса в 1902 году. Он был тогда кадетом Прусского кадетского корпуса Лихтерфельде и приезжал в составе депутации от корпуса. Он завтракал у моих родителей в Мраморном дворце вместе с другими кадетами и с генералом Шварцкопфом, который приехал во главе депутации. Мы с ним вспоминали мой родной Мраморный дворец.

Меня попросили подняться в офицерское собрание и провели в небольшую гостиную рядом с большой столовой. Там был генерал Татищев и старые немецкие генералы. Генерал Татищев разговаривал с генералом с небольшими баками. Он вспоминал, как радушно встречала толпа нашего государя, когда весной того же года он приезжал на свадьбу дочери германского императора, и при этом, помню, говорил: “Какая же может быть между нами война?!” А между тем менее чем через год мы уже сражались друг с другом.

Я видел из окна, как проехал император по улице к воротам полка. Он сидел мрачный, в полуоткрытом автомобиле, в пальто с меховым воротником и в каске, и отдавал честь двумя лишь пальцами, как делали в старое время. Мне помнится, что автомобиль был желтый, небольшой и весьма невзрачный.

Войдя в гостиную, император подал руку всем присутствующим, и мне в том числе. Проходя в столовую мимо меня, он сказал: “Ein eleganter Prinz!”

Император был в сюртуке Александровского полка с вензелями императора Александра I и фельдмаршальскими перекрещенными жезлами на погонах. Он был в черных штанах, с генеральскими красными лампасами и в ужасных высоких сапогах. Спереди они доходили до колен, а сзади под сгибом были вырезаны, что было очень неизящно. Сюртук был из тонкой материи, как вообще носили немцы. Это тоже было некрасиво, тем более что из-за этого на сюртуке было много складок.

Все пошли в столовую, в которой было накрыто много отдельных столов. Император сел за серединой главного стола. Слева от него сидел командир полка, а я между командиром полка и генерал-адъютантом фон Плессеном. Недалеко от меня сидел начальник генерального штаба генерал фон Мольтке, племянник знаменитого фельдмаршала. Он был большого роста, полный, с небольшими усами, и производил очень приятное впечатление.

Император говорил очень много и очень громко, при этом стучал по столу рукой, унизанной кольцами. Его левая рука была сухая и маленькая и из-за этого короче правой. Она тоже была в кольцах. Но император так ловко ее держал, что этого недостатка почти не было заметно. Меня научили, что, если император будет пить за мое здоровье, я должен встать, повернуться с приподнятым бокалом к нему лицом, поклониться, осушить бокал, снова поклониться и сесть. Я так и сделал. Он также обращался ко многим офицерам, приподнимая бокал и при этом называя их по чинам, и даже обратился к одному аспиранту. Все они сделали то же, что и я.

В столовой висели портреты наших государей, начиная с первого шефа полка Александра I и кончая портретом Николая II. Император рассказывал, между прочим, как его дед, император Вильгельм I, считал нужным пригонять каску к голове. К сожалению, я не помню подробностей этого своеобразного рассказа.

Император долго сидел за столом, так что командир полка, как бы извиняясь, сказал мне, что такова его привычка. Наконец он встал, и мы снова перешли в маленькую гостиную. В ней висели два небольших, но хороших портрета императоров Александра I и Николая I.

В гостиной император снова заговорил со мною. Он возмущался зданием германского посольства в Петербурге, потому что оно было построено в декадентском стиле, а также памятником Александру III на площади перед Николаевским вокзалом. С ним нельзя было не согласиться: здание германского посольства в Петербурге с двумя фигурами на крыше (одну из них называли Ильюшей Татищевым, состоявшим при кайзере, а другую – графом Донау-Шлаубитеном, состоявшим при нашем государе) было действительно ужасно. Во время разговора мы стояли подле вышеупомянутых портретов Александра I и Николая I.

Мне не понравилось, как себя держал император. Я невольно сравнивал его с нашим дорогим государем, который был само благородство, спокойствие и достоинство. Вильгельм II скорей походил на фельдфебеля, вносил много шума, и в нем не было того, что называется породой. Также и утонченной воспитанности не замечалось в нем, а скорее наоборот. Кроме того, он вообще производил несимпатичное впечатление, тогда как наш государь был очень симпатичен, в нем было много обаяния, чего у Вильгельма совсем не было.

На следующий день мне пришлось встать очень рано, так как мой поезд уходил чуть ли не в семь часов утра. Несмотря на такой ранний час, меня пришли проводить полковник Базаров и Икскюль.

Через несколько дней я уже был в полку. Рапорту моему об отчислении меня в свиту не был дан ход, и я остался на военной службе – и слава Богу, так как через год началась война и я вместе со своим полком отправился воевать.

Завтрак у тети Минни – “Царь Иудейский” в Эрмитажном театре – Последний в истории России большой Высочайший выход и Крещенский парад

Зимой 1913–1914 г. императрица Мария Федоровна очень поздно вернулась из-за границы, я думаю – после Рождества. Отец приказал спросить ее, когда матушка, Костя, Игорь и я можем ей явиться. Тетя Минни пригласила нас завтракать в Аничков дворец. Я приехал туда прямо из Павловска. Швейцар и прислуга, бывшие на подъезде, очень приветливо меня встретили. В передней висела раскрашенная фотография офицеров Прусского Гвардейского гренадерского императора Александра I полка. Меня подняли на подъемной машине на второй этаж. Я вошел в гостиную, очень большую, на одном из окон которой стояла фотография графа И.И. Воронцова-Дашкова, бывшего министром двора в течение всего царствования Александра III. Императрица была со мной как всегда очень любезна. Мы сидели подле стеклянного шкапа, в котором стояли китайские фигуры из какого-то зеленого камня. Императрица мне сказала, что эти фигуры подарил ей состоявший при ней покойный князь Н.Д. Оболенский. Она сказала это печальным голосом, слегка нараспев. Она вообще говорила медленно, баском, растягивая слова. По-русски она говорила хорошо, почти без акцента, но со мной она говорила по-французски.